В 1989 г. на о-ве Жохова (архипелаг Де-Лонга) впервые были проведены раскопки стоянки древних охотников, посещавших территорию острова еще 8000 л.н. [Питулько и др., 1990; Pitul'ko & Makeyev, 1991]. Работы по исследованию этого памятника, древнейшего в высокоширотной Арктике, были продолжены в 1990 г. В ходе их осуществления удалось получить разностороннюю информацию не только о культуре древнейших аборигенов Арктики, но и о характере развития природной среды, включая и палеозоологический аспект, в позднем плейстоцене - раннем галогене; появилась возможность уточнить палеогеографическую ситуацию времени пребывания здесь древних охотников и предшествовавшего ему периода.

Ныне природные условия о-ва Жохова и четырех других островов архипелага Де-Лонга мало пригодны для обитания человека и наземных животных. Острова располагаются в зоне полярной пустыни с температурами июля +0.5-1.0, а января -28÷-30°С. На трех островах из пяти (Беннетта, Жаннетта, Генриетта) развито современное оледенение. Растительный покров бедный, разреженный, насчитывающий всего около 30 видов цветковых растений. Большинство островов представляет собой приподнятые на 200-400 м над уровнем моря плато, сложенные пластовыми вулканическими породами мелового возраста, с обычно высокими (до 250 м) обрывистыми берегами. Лишь на о-ве Жохова вдоль восточного и южного побережья имеются абразионно-аккумулятивные берега.

Каковы же были природные условия перед и во время пребывания древних охотников в этом районе?

Данные, полученные в результате комплексного изучения рельефа и четвертичных отложений на о-вах Жохова, Беннетта и Котельном [Веркулич и др., 1989; Макеев и др., 1989], свидетельствуют о том, что на протяжении большей части последние 50 000 лет эти районы представляли собой единую сушу, соединенную с материком. Здесь была громадная низменная равнина, над которой на отдельных участках возвышались холмы или приподнятые плато. Судя по присутствию в континентальных отложениях в северных районах о-ва Беннетта (датированных по С¹⁴ возрастом 20 000-43 000 и более лет) споро-пыльцевых комплексов с абсолютным господством пыльцы травянистых растений (полыни, злаков, осок) и пыльцы травянистых растений со значительным участием пыльцы кустарников (ольха, береза, ива) в более южных районах (о. Котельный), можно утверждать, что эти гигантские пространства представляли собой тундростепи с богатой биомассой, сформировавшиеся в условиях резко континентального климата с теплым летом и холодной малоснежной зимой.

Разнообразные костные остатки крупных млекопитающих (мамонта, бизона, лошади, овцебыка, оленя и т.д.), собранные нами на разных островах архипелага, показали, что на этих пространствах, вплоть до современного края шельфа, в рассматриваемом интервале времени обитали многочисленные и разнообразные представители фауны мамонтового комплекса. Глобальное похолодание климата 25 000-11 000 л.н., вызвавшее развитие мощных ледниковых покровов в Северной Америке, Скандинавии, более западных районах Арктики, коренным образом изменило облик географической среды. В то же время в районе Новосибирских островов изменения природных условий были несущественными. Они коснулись главным образом архипелага Де-Лонга. Здесь развилось наземное оледенение, причем на о-вах Беннетта, Жаннетта и Генриетта оно имело, скорее всего, покровный характер, тогда как на о-ве Жохова, судя по распространению конечно-моренных отложений, оно было карово-присклоновым и приурочено только к наиболее приподнятым участкам рельефа.

На остальной части равнины из-за развития еще большей континентальности климата, обусловленной глубокой регрессией Северного Ледовитого океана, шло формирование полигонально-жильных льдов. Усиление континентальности привело к еще большему остепнению растительности и экспансии тундростепей на значительную часть континентальной Сибири.

Обнаруженные на о-ве Котельном в отложениях, датированных по С¹⁴ 20 000-12 000 л.н., довольно многочисленные остатки мамонтов [Макеев и др., 1989] свидетельствуют о сохранении даже в ледниковое время в этом районе мамонтовой фауны, но, по-видимому, более обедненного состава.

Оледенение о-вов Де-Лонга уже к концу позднего плейстоцена сильно сократилось или исчезло совсем. На это указывают датировки бивня мамонта с о-ва Беннетта (12 590±60, ЛУ-2096) и перекрывающих морену торфяников с о-ва Жохова (10 930±310, ЛУ-25 516).

Выполненный Г.М. Черновой (СПбГУ) палинологический анализ озерно-болотных отложений с о-ва Жохова возраста 10 000-8 600 л.н., т.е. образовавшихся непосредственно перед появлением древних охотников, показал, что в спорово-пыльцевых спектрах содержится 60-70% пыльцы травянистых растений при преобладании злаков и осок и значительном участии валериановых, гвоздичных, полыней. Пыльцы древесно-кустарниковых пород содержится до 30%, из них 65% приходится на кустарниковые березы, 10 - на ольховник, 17% - на ивы. Следует отметить, что такой процент содержания древесно-кустарниковых пород является максимальным для голоценовых отложений о-ва Жохова. Этот факт в сочетании с широким развитием на острове мохово-разнотравных торфяников того же возраста, содержащих ветки кустарников, позволяет утверждать, что в это время были наиболее оптимальные условия для развития растительности и торфонакопления за всю историю голоцена.

В отложениях, датируемых 8 020-7 800 л.н., в том числе и в образцах из культурного слоя стоянки, определен спорово-пыльцевой комплекс, в котором пыльца трав и кустарничков составляет 74-87%, из них на злаки приходится 39%, на гвоздичные - до 20, на валериановые - до 28, на полынные - до 9 %. Содержание пыльцы древесно-кустарниковой растительности не превышает 5, а спор - 7%. Такое изменение в составе спорово-пыльцевых комплексов указывает на ухудшение климатических условий для произрастания растительности по сравнению с предыдущим интервалом времени, в результате чего произошла трансформация кустарниковой тундры на арктическую.

Весьма важно ответить на вопросы: как менялся уровень Северного Ледовитого океана в позднем ледниковье и когда из единой равнины образовался Новосибирский архипелаг? Хорошо известно, что после глубокой регрессии (на 100-120 м), совпавшей с максимумом глобального похолодания, уровень океана стал расти с началом глобального потепления климата (16 000-17 000 л.н.). Этот процесс сопровождался стремительным распадом крупных ледниковых покровов [Бадюков и Каплин, 1979]. Темпы поднятия уровня океана в разных районах Арктики заметно отличались в зависимости от направленности и интенсивности новейших тектонических и гляциоизостатических движений земной коры [Иванов и Макеев, 1987]. В районе Новосибирских о-вов в связи с отсутствием гляциоизостатических движений и слабой тектонической активностью подъем уровня был близок к среднему по Мировому океану и, по-видимому, 8 000-9 000 л.н. находился ниже современного на 20-25 м. Учитывая, что глубины морей Лаптева и Восточно-Сибирского в большинстве своем не превышают 20 м, вполне логично допустить, что в это время большая часть Новосибирских о-вов вплоть до о-ва Вилькицкого представляла собой единую с материком сушу. Между о-вами Вилькицкого и Жохова, по-видимому, был неширокий пролив (5-8 км), либо глубоко врезанный в сушу узкий залив. Сама территория о-ва Жохова, если он был островом, была значительно больших размеров.

Радиоуглеродная дата 3 940±40 (ЛУ-2518), полученная по плавнику из верхней части разреза лайды (высота 2.5-3 м) на о-ве Жохова, свидетельствует о том, что подъем уровня океана достиг своего максимума в интервале около 4 000-4 500 л.н. Следовательно, к этому времени, а возможно, и несколько раньше (5 000-6 000 л.н.) из бывшей единой территории сформировался архипелаг островов.

В результате раскопок стоянки древних охотников получено большое количество информации о культуре и занятиях древнего населения острова. Возраст стоянки определен по серии радиоуглеродных измерений различного органического материала: по образцам дерева из культурного слоя 7 450±220 (ЛЕ-4534) и 8 200±40 (ГИН-6399); при исследовании костных образцов 7 940±170 (ЛУ-4533а) и 7 930±40 (ГИН-6400).

Поселение имеет значительные размеры и занимает по крайней мере несколько тысяч м², в его пределах выявлено большое количество расщепленных остатков плавникового леса, доставлявшегося с берега моря, невдалеке от которого была расположена стоянка, и использовавшегося для строительства жилищ. Реконструировать их тип пока не представляется возможным. Для поселения был выбран хорошо дренированный участок, находящийся у подножия холма, прикрывавшего поселение от северного ветра.

Находки, извлеченные из культурного слоя, позволяют говорить о достаточно высоком технологическом уровне культуры древнего населения. Культура имеет ярко выраженный мезолитический характер; своеобразной чертой памятника является сочетание высокоразвитой микропризматической техники раскалывания камня и традиции изготовления шлифованных каменных тесловидных и долотовидных орудий. Многочисленны находки предметов охотничьего вооружения, преимущественно вкладышевых наконечников, изготовленных из рога оленя, кости, ископаемого бивня мамонта; среди них имеются и явно метательные острия. Интересна серия кирковидных (или мотыговидных) орудий из рога и бивня, вероятно, использовавшиеся при строительстве жилищ и сборке корней растений [Питулько и др., 1990; Pitul'ko & Makeyev, 1991]. Обнаружено также большое количество предметов из дерева, в их числе - предметы домашней утвари (деревянная посуда - как целые предметы, так и фрагменты) и полоз нарты совершенной конструкции.

Обильные фаунистические остатки, встреченные на стоянке, являются важнейшими источниками палеозоологической информации.

Кости животных, найденные на стоянке, представляют собой в основном остатки охотничьей добычи. Фаунистический состав ее небогат. Главным источником мясной пищи обитателей поселения являлся северный олень, которому принадлежит 49.7% остатков. Однако белый медведь лишь ненамного уступает ему и составляет 43.8%. Небольшое количество остатков птиц и единичные кости волка, ластоногих и песца практически не меняют картину (см. таблицу).

Белый медведь как основной источник пищи до настоящего времени не отмечался на заполярных стоянках первобытного человека. В гораздо более позднем поселении Бараний Мыс в районе устья Колымы найдено небольшое количество костей белого медведя, явно несущих на себе следы кулинарной обработки [Верещагин, 1971]. Их, однако, немного, и можно предполагать значительную трудность и опасность охоты древних обитателей становища Бараний Мыс на этого зверя, даже учитывая вероятное наличие у них металлического оружия. Закономерно, что на позднепалеолитической стоянке Берелёх в устье Индигирки этот медведь отсутствует вовсе, а основной добычей являются куропатка и заяц [Верещагин, 1977]. Тем более удивительной представляется специализация мезолитических охотников нашей стоянки на добычу белого медведя. С другой стороны, это дает уникальную возможность изучения морфологии скелета зверя, ископаемые остатки которого впервые обнаружены в столь массовом количестве. Они принадлежат, как правило, взрослым некрупным особям, вероятно, в основном самкам. Однако встречаются и остатки очень крупных экземпляров. Количество костей молодых не более 5%.

Отметим, что в полярной и приполярной зонах Американского континента белый медведь также не играл заметной роли как объект охоты древнего населения. На Аляске, например, постоянно и в больших количествах добывался лишь карибу, а в более южных районах еще и лось [Акерман, 1982].

Наличие на поселении значительного количества обломков костей северного оленя вполне закономерно. Северный олень всегда являлся излюбленным объектом охоты древнего населения тех районов, где был многочислен. На стоянке о-ва Жохова кости его также являются остатками трапез. Многие кости разбиты для извлечения мозга. Обращает на себя внимание довольно большое количество остатков молодых и полувзрослых животных. Среди нижних челюстей, например, 31% принадлежит особям, не достигшим половой зрелости. Среди обломков рогов третья часть (33.3%) принадлежит самкам.

По ситуации с прорезыванием постоянных зубов в нижних челюстях молодых животных можно констатировать, что половина из них убита в начале лета, в период примерно с марта по июнь. Из 15 образцов, поддающихся определению, таких оказалось 7. Шесть особей погибли в конце лета, примерно в августе-октябре, и лишь 2 особи оказались убитыми в середине лета. Сезон гибели совпадает со временем, когда олени большими массами совершают сезонные миграции. Это позволяет предположить, что в целом способ добычи их заключался в нападении людей на большие группы животных, оказавшихся в трудном положении: в воде, на неокрепшем льду и т.п., а не охота на отдельных особей или небольшие стада в индивидуальном порядке.

Не определено до сих пор, была ли стоянка обитаема постоянно или являлась лишь летним стойбищем охотников, мигрирующих вслед за стадами оленей, как это имело место в недавнем прошлом у современных народов Севера [Симченко, 1996].

Вызывают большой интерес обнаруженные на поселении остатки собаки. Она представлена здесь двумя обломками нижней челюсти (вероятно, от одной особи), обломком верхней челюсти, изолированным клыком, целыми лучевой и большой берцовой костями и обломком скуловой дуги, найденными непосредственно в культурном слое. Принадлежность костей представителю псовых не вызывает сомнений. При этом остатки оказываются в несколько раз больше аналогичных костей песца и заметно меньше волчьих. Достаточно сказать, что общая длина лучевой здесь оказывается всего 175 мм, а большой берцовой кости 190 мм. У волков такие кости должны быть соответственно 200 и 230 мм длиной. Материал тем более интересен, что вообще в голоцене находки собак крайне редки. На территории Азиатской России такая находка описывалась лишь Н.К. Верещагиным для позднепалеолитической стоянки Ушки на Камчатке [Верещагин, 1979]. Материал очень плохо сохранился и охарактеризован лишь общими пропорциями черепа.

Упомянутые обломки челюсти имеют своеобразное строение. При взгляде сбоку она выглядит гораздо менее изогнутой, чем у собаки, и скорее напоминает волчью. Первый моляр относительно крупный, но заметно уступает волчьему. Зубная система в целом слабой конструкции, зубы расположены не очень плотно, клыки невелики, что является доместикационным признаком.

Интересно сравнить некоторые размерные параметры этой находки с аналогичными у якутских собак - лаек, которых держало туземное население края в конце прошлого века, когда смешение с современными декоративно-служебными породами собак было еще исключено. Материалы были просмотрены А.К. Каспаровым в остеологической коллекции Зоологического института в Санкт-Петербурге. Так, длина зубного ряда от переднего края альвеолы клыка до заднего края альвеолы М оказывается 101 (здесь и далее размеры в мм), тогда как у волка с низовьев Индигирки эта величина равна в среднем 131.3; lim 124.2-139.0; №=8, а у домашних собак Северной Якутии 99.8; lim 88.4-107.1; №=7. При этом длина коронки М₁, у нашей находки довольно велика: 25.8 мм в одном случае и 26.2 - в другом. У волков хищнический зуб имеет в длину в среднем 29.0; lim 27.3-31.2; №=8, а у туземных лаек всего 21.5; lim 20.0-24.1; №=7. У собак Бараньего Мыса эта же величина равна 20.7; lim 18.5-22.7; №=6.

Следует обратить внимание и на то, что обнаруженная мезолитическая собака сходна по размерам и в очертаниях с находкой из Зауралья, также относящейся к мезолиту. Так, длина зубного ряда без резцов оказывается равной соответственно 100 и 101 мм, а длина альвеолы M₁ - 22 и 24 мм. Однако челюсть из Кокшаровско-Юрьевской стоянки оказывается несколько мощнее: ее высота на уровне РМ₄ - M₁ равна 26.5 мм, а у собаки с о-ва Жохова - 23.5 мм [Сериков и Кузьмина, 1985].

Вполне очевидно, что нижняя челюсть из мезолитического слоя по размерам занимает промежуточное положение между волком и собакой и, имея еще волкоподобную форму и сравнительно крупный первый моляр, несет на себе несомненно и черты доместикации. Следует отметить среди находок большое число капролитов собак, хорошо сохранившихся благодаря мерзлоте и встреченных на очень небольшом участке. Они состоят в основном из оленьей шерсти и изредка содержат полупереваренные конечные фаланги или роговые чехлы копыт боковых пальцев северного оленя.

Хорошо известно, что такие скопления погадок собак возникают при содержании ездовых животных на привязи в летний период и, следовательно, весь комплекс данных (обломки полоза, костные остатки собаки, скопление капролитов) может указывать на то, что древними аборигенами острова использовались собачьи упряжки. Хотя материала еще явно недостаточно, можно полагать, что в мезолитическое время существовал примитивный, но тем не менее уже достаточно выраженный тип собаки, морфологически постоянный на довольно широком ареале - от Зауралья до высокоширотной Восточной Арктики.

Освоение этой территории, по-видимому, началось около 8 000-9 000 л.н., когда проявилось региональное потепление, отмеченное для всей азиатской Арктики [Бадюков и Каплин, 1979]. Однако вопрос о первоначальном освоении этих территорий человеком, по-видимому, остается открытым. Как отмечено ранее, еще 29 000-30 000 л.н. в условиях резко континентального климата, в пределах суши, объединявшей эти арктические острова, сформировались тундростепные ландшафты, благоприятные для обитания крупной мамонтовой фауны. Обилие этих животных не могло не привлечь сюда древних охотников, чьи адаптационные возможности были, по-видимому, весьма значительными.

Список литературы

1. Акерман Р.Э. Доисторические охотники юго-западной Аляски: адаптация, отраженная в комплексах каменных орудий и распределении стоянок // Тез. докл. XI Конгресс ИНКВА. Т. 1. М„ 1982. С. 97-101.

2. Бадюков Д.Д., Каплин П.А. Изменение уровня на побережьях дальневосточных и арктических морей СССР за последние 15 000 лет // Океанология. 1979. Т. 19. Вып. 4. С. 674-680.

3. Верещагин Н.К. Остатки животных из жилищ Баранова Мыса восточнее устья р. Колымы // А.П. Окладников, Н.А. Береговая. Древние поселения Баранова Мыса. Новосибирск, 1971. С. 149-155.

4. Верещагин Н.К. Берелёхское кладбище мамонтов // Тр. ЗИН АН СССР. 1977. Т. 72. С. 5-50.

5. Верещагин Н.К. Остатки млекопитающих из палеолитического слоя VI стоянки Ушки I // Новые археологические памятники Севера Дальнего Востока. Магадан, 1979. С. 18-19.

6. Веркулич С.Р., Макеев В.М., Арсланов X.А., Пономарева Д.П., Тертычная Т.В., Барановская О.Ф. Строение и геохронология четвертичных отложений о. Беннетта // Геохронология четвертичного периода. Тезисы докл. Всесоюз. совещ. Таллинн, 1989. С. 16-17.

7. Иванов В.В., Макеев В.М. Роль долгопериодных колебаний уровня океана и вертикальных движений земной коры в развитии устьевых областей рек арктической зоны // Водные ресурсы. 1987. № 4. С. 123-128.

8. Макеев В.М., Арсланов X.А., Барановская О.Ф., Космодамианский А.В., Пономарева Д.П., Тертычная Т.В. Стратиграфия, геохронология и палеогеография позднего плейстоцена и голоцена о. Котельный // Бюллетень комиссии по изучению четвертичного периода. М.: Наука, 1989. Т. 58. С. 58-69.

9. Питулько В.В., Макеев В.М., Самарский М.Б. Древнейшая стоянка в высокоширотной Арктике. Хроностратиграфия палеолита Северной, Центральной, Восточной Азии и Америки // Матер. Междунар. симп. Т. 1. Новосибирск, 1990. С. 259-261.

10. Сериков Ю.Б., Кузьмина И.Е. Мезолитическая Кокшаровско-Юрьевская стоянка в Среднем Зауралье // Тр. ЗИН АН СССР. 1985. Т. 131. С. 89-92.

11. Симченко Ю.Б. Культура охотников на оленей Северной Евразии. М.: Наука, 1996. 311 с.

12. Pitul'ko V., Makeyev V. Ancient Arctic Hunters // Nature. 1991. Bd 349. S. 6038.

Ссылка на статью:

Макеев В.М., Питулько В.В., Каспаров А.К. Природная среда архипелага Де-Лонга в конце плейстоцена - начале голоцена и древний человек // Известия Русского географического общества. 1992. Т. 124. Вып. 3. С. 271-276.