²³⁰Th/U-метод датирования, применяемый в России с конца XX в. для определения абсолютного возраста погребенных торфяников верхнего и второй половины среднего плейстоцена, принес важные результаты для стратиграфии и палеогеографии этой части плейстоцена. Однако погребенные торфяники довольно редко распространены в плейстоцене России, особенно в Сибири. Поэтому важно вовлекать в этот метод датирования другие материалы. Обсуждаются результаты ²³⁰Th/U-датирования древесины из опорного разреза Липовка в Западной Сибири. ²³⁰Th/U-дата древесины пня из погребенного пнёвого горизонта оказалась близкой калиброванной ¹⁴С-дате древесины из той же части этого пня. Обсуждаются особенности методики получения ²³⁰Th/U-даты из древесины.

Ключевые слова: датирование, ²³⁰Th/U -метод, плейстоцен, Западная Сибирь.

Решение проблем хронологии в четвертичной геологии и палеогеографии во многом зависит от обоснованного применения методов геохронометрии для определения возраста природных объектов различного генезиса. Для количественного датирования четвертичных отложений России широкое применение получили радиоуглеродный (¹⁴С) и в значительно меньшей степени дозиметрические методы. Наиболее хорошо разработан ¹⁴С-метод определения возраста органогенных отложений разных типов [Арсланов, 1987], заключающих в себе важную палеогеографическую информацию о времени своего формирования. Возможности ¹⁴С-метода в области датирования органогенных материалов, таких, как древесина, торф, растительный детрит, почва и т.д., широко известны, однако ограничиваются достаточно узким временным интервалом, включающим голоцен и поздний неоплейстоцен до 40-50 тыс. лет. Конечных датировок свыше 40 тыс. лет получено не так много и достоверность некоторых из них подвергается сомнению, поскольку вероятность привноса омолаживающего загрязнения в древние образцы не может быть полностью исключена [Вагнер, 2006]. Среди дозиметрических методов в последнее время чаще других применяется оптико-стимулированная люминесценция для датирования аллювиальных (до 150 тыс. лет) и эоловых (до 300 тыс. лет) осадков [Астахов, Назаров, 2010]. Несмотря на определенные успехи, связанные с применением этого метода, его ограничения весьма существенны и не всегда предсказуемы, что в некоторых случаях приводит к получению противоречивых возрастных данных [Астахов, Мангеруд, 2007]. Таким образом, очевидна необходимость внедрения других методов геохронометрии в практику геологических и палеогеографических исследований четвертичных отложений России.

В последние десятилетия для датирования континентальных погребенных органогенных отложений с возрастом до 300-350 тыс. лет находит применение ²³⁰Th/U-метод неравновесной радиоизотопной геохронологии [Geyh, 2001; Heijnis, 1992; Vogel, Kronfeld, 1980]. С конца XX в. в Санкт-Петербургском университете проводится изучение теоретических и практических аспектов ²³⁰Th/U-изохронного датирования межледниковых (межстадиальных) торфов и гитий [Кузнецов и др., 2003; Кузнецов, Максимов, 2003; Максимов, Кузнецов, 2010; Maksimov et al, 2006]. На основе новой версии изохронного приближения ²³⁰Th/U-метода [Максимов, Кузнецов, 2010] получена серия ²³⁰Th/U-датировок средне- и верхне-неоплейстоценовых органогенных отложений Сибири и Европы [Арсланов и др., 2004; Лаухин и др., 2008а, б; Максимов и др., 2010; Gaigalas et al., 2007; Maksimov et al., 2006, 2010].

Успехи применения ²³⁰Th/U-метода для определения возраста погребенных торфяников (гитий) подтолкнули нас обратить внимание на другой тип органогенных формаций, весьма часто залегающих в четвертичных отложениях, а именно на погребенные древесные остатки как на возможный объект ²³⁰Th/U-датирования. Тем более еще в середине 1980-х гг. прошлого века были сделаны первые попытки ²³⁰Th/U-датирования древесных остатков из трех разных поздненеоплейстоценовых стратиграфических уровней в Восточной Канаде [de Vernal et al., 1986]. Однако, несмотря на то что для ряда образцов были достигнуты вполне приемлемые с позиции хроностратиграфии датировки, в дальнейшем подобного рода исследования практически не проводились. По крайней мере, за последующие 25 лет в литературе удалось найти лишь одну публикацию, касающуюся этой темы [Oschadleus et al., 1996]. Тем не менее древесные остатки в неоплейстоценовых отложениях встречаются часто как в области, доступной для ¹⁴С-датирования, так и за пределами возможностей этого метода и представляют собой ценный материал для биостратиграфического и геохронологического изучения.

Древесные остатки залегают в отложениях неоплейстоцена в виде пнёвых горизонтов и в виде обломков стволов и веток деревьев. Пнёвые горизонты всегда залегают in situ и датируют конкретные слои, к которым они приурочены. Обломки древесины могут быть переотложены и иметь возраст древнее слоя, в котором они залегают. Однако в ходе использования их для ¹⁴С-датирования накоплен большой опыт отличия переотложенных обломков древесины от залегающих in situ. Обломки древесины попадаются часто, но с позиции основ ²³⁰Th/U -метода представляется разумным начать исследования в этой области с остатков стволов из пнёвых горизонтов.

Целью настоящего исследования является изучение перспектив практического применения ²³⁰Th/U-метода для определения возраста погребенных древесных остатков и непосредственное их датирование. В качестве объекта исследования был выбран пнёвый горизонт из известного разреза у с. Липовка на р. Тобол, для которого был получен ряд конечных радиоуглеродных датировок [Арсланов и др., 2009].

Строение разреза у с. Липовка и природные условия времени формирования пнёвого горизонта

Обнажение у с. Липовка (57°55' с.ш.) вскрывает разрез 25-метровой террасы р. Тобол (рис. 1), который изучался многими исследователями [Бер, 1938; Волкова, 1966; Волков и др., 1969; Зубаков, 1972; Каплянская, Тарноградский, 1974; Кинд, 1974; Кривоногов, 1988]. Наиболее детально разрез опубликован Ф.А Каплянской и В.Д. Тарноградским [1974] по расчисткам 1960 и 1961 гг. Существенно дополнено описание С.К. Кривоноговым [1988] по расчисткам 1981 г. Нами обнажение изучалось в 2008 г. [Арсланов и др., 2009]. Обнажение подмывное, и каждый год стенка обнажения отступает вглубь берега. Трудно сказать, насколько отодвинулась стенка обнажения за 48 лет, но бровка его в 1960-1961 гг. была на высоте 18-19 м, а в 2008 г. - на высоте 24 м. Несмотря на это, разрез за 48 лет изменился слабо. Он имеет трехчленное строение; в нем наблюдаются псевдоморфозы по ледяным жилам пяти генераций [Каплянская, Тарноградский, 1974]. Внизу залегают слоистые алевриты старичных фаций, которые ниже уреза воды в Тоболе, по данным бурения [Кривоногов, 1988], подстилаются глинистым песком с гальками русловой фации. Общая мощность нижней пачки 9-9,5 м. Средняя пачка (5-6 м), переходная по Ф.А. Каплянской и В.Д. Тарноградскому [1974], состоит из 6-7 погребенных почв, разделенных межпочвенными в разной степени слоистыми алевритами и суглинками пойменных фаций. Верхняя пачка (10-15 м) сложена слоистыми песками, алевритами и суглинками. До недавнего времени [Волкова и др., 2003] предполагалось, что верхняя пачка сложена отложениями подпрудно-ледникового озера сартанского (поздневалдайского) покровного ледника. Но уже на рубеже XX и XXI вв. выяснилось, что сартанский ледниковый покров не перегораживал Западную Сибирь от Урала до Таймыра, а морены, которые считались сартанскими, оказались значительно древнее. В настоящее время наиболее вероятным представляется эолово-термокарстовое происхождение верхней пачки [Астахов, 2009].

Обсуждение эволюции взглядов более чем за 80 лет на возраст и генезис разных пачек разреза Липовка не входит в задачи данной статьи. Для нас важна только средняя, переходная пачка, которая формировалась в позднекаргинское время на протяжении около 2 тыс. лет; погребенные почвы в ней снизу вверх обозначены как а, b, с, d, е, f, g [Каплянская, Тарноградский, 1974]. Наиболее полно развита почва "с", верхняя часть которой представлена лесной подстилкой из мхов, хвои, веток, шишек ели. К этой почве приурочены пни лиственниц, залегающие в прижизненном положении (пнёвый горизонт).

Погребенная почва "с" тундровая, глеевая, оподзоленная, распространенная, в частности, на юге современной тундры и в лесотундре. Корни лиственниц пнёвого горизонта залегают горизонтально и близко от поверхности почвы "с", что может свидетельствовать о высоком залегании многолетней мерзлоты, близком к ее положению в современной лесотундре. В пользу такой интерпретации, вероятно, говорит обнаружение У.Н. Мадерни признаков угнетенности у наземных и пресноводных моллюсков из почвы "с" [Каплянская, Тарноградский, 1974]. Угнетенность деревьев пнёвого горизонта, доказываемая Ф.А. Каплянской и В.Д. Тарноградским [1974], оспаривается С.К. Кривоноговым [1988], но и он по составу макрофлоры для времени развития почвы "с" реконструирует северную окраину северной тайги или лесотундру.

Палинологическое изучение разреза Липовка проведено в 1960-е гг. И.А. Стрижовой, Е.В. Юдиной, И.Н. Голуб, B.C. Волковой [Волкова, 1966; Каплянская, Тарноградский, 1974] и недавно Л.А. Савельевой [Арсланов и др., 2009]. Интерпретация палиноспектров разных палинологов различается слабо. Согласно Л.А. Савельевой, слои, подстилающие почву "с", сама почва и перекрьшающие ее отложения формировались в условиях соответственно лесотундры, северной тайги и северной окраины северной тайги. Ее предшественницы интерпретировали палиноспектры почвы "с" как лесотундровые и переходные от северной тайги к лесотундре. В настоящее время с. Липовка находится на юге южной тайги и на поверхности террасы от бровки обнажения произрастает густая липовая роща, а граница северной тайги и лесотундры находится почти на 800 км севернее (рис. 1), т.е. во время формирования почвы "с" (пнёвого горизонта) смещение растительных зон к югу составляло примерно 800 км, что свидетельствовало о климате существенно более холодном относительно современного. Из общей картины выпадает серия работ B.C. Волковой 1960-1980-х гг. Она практически по тем же палинологическим данным реконструировала для этого времени в низовьях Тобола пихтово-еловые леса и пришла к выводу, что «климат был близок современному» [Волкова, 1966, с. 163]. Ее последователи до конца 1980-х гг. [Николаева и др., 1989, с. 132] писали тоже «о достаточно теплом климате» того времени в Липовке. Однако уже в 1990-е гг. она [Архипов, Волкова, 1994; Волкова и др., 2003] реконструирует смещение границ лесной зоны к югу на 5° для каргинского времени в целом. Если же сопоставить интервал времени почвы "с" в Липовке с тем же временем в Кирьясе, на 3° севернее [Лаухин, Фирсов, 2008], то получится очень высокое сходство смещения растительных зон на юг, что еще раз подтверждает межстадиальный характер каргинского времени на юго-западе Сибири южнее 62-63° с.ш.

¹⁴С-датирование пнёвого горизонта из верхней части палеопочвы "с"

Определение ¹⁴С-возраста пнёвого горизонта проводилось дважды - в 1970-1980-е гт. [Кинд, 1974; Фирсов и др., 1985; Кривоногов, 1988] и в 2008 г. с участием авторов данной статьи [Арсланов и др., 2009] (табл. 1).

Четыре последние датировки отличаются друг от друга не более чем на 1 тыс. лет и в среднем примерно на 1,5-2 тыс. лет древнее полученных ранее. Скорее всего, это связано с применением усовершенствованных методик удаления загрязнения, связанного с привносом более молодого углерода в образцы в течение постседиментационного времени [Арсланов, 1987]. Поэтому образование пнёвого горизонта (гибель леса), вероятно, следует отождествлять с наиболее древними датировками, с радиоуглеродным возрастом около 33 тыс. лет (калиброванный возраст около 38 тыс. лет). Для сравнения с ²³⁰Th/U-возрастом радиоуглеродные даты были откалиброваны (приведены к календарному возрасту) согласно калибровочной программе CaLPal Кельнского университета 2007 г. с использованием калибровочной кривой CaLPal 2007 HULU, авторы В. Weninger, О. Joris, U. Danzeglocke (version CaLPal - 2007omine, http://ww.calpal-online.de).

²³⁰Th/U-датирование погребенной древесины из верхней части палеопочвы "с"

Принципиальная возможность использования ²³⁰Th/U-метода для определения количественного возраста различных природных материалов (морских и континентальных карбонатов, торфов, гидротермальных сульфидов и др.) вызвана аккумуляцией урана этими объектами во время их формирования. Древесина не является в данном случае исключением и, как некоторые другие природные органические материалы (например, торф), может извлекать уран из грунтовых вод, причем предполагается, что эта реакция является необратимой [Манская, Кодина, 1975]. Идеальная модель ²³⁰Th/U-метода датирования природного объекта (в том числе и древесных остатков) основывается на двух основных теоретических предпосылках [Максимов, Кузнецов, 2010]:

1. В момент своего формирования природный материал включает только уран, из которого со временем в результате радиоактивного распада накапливается дочерний изотоп ²³⁰Th. В итоге современное отношение активности ²³⁰Th/²³⁴U в датируемом объекте является мерой искомого возраста.

2. В постседиментационное время (или время, прошедшее с момента захоронения) датируемый объект является закрытой радиометрической системой относительно изотопов урана и тория (т.е. эти изотопы в объект не поступают и не удаляются из него).

С целью экспериментальной проверки выполнимости (или невыполнимости) этих теоретических положений ²³⁰Th/U-метода нами были проведены количественные определения изотопов урана и тория: а) в образцах современной древесины, что позволило бы так или иначе оценить выполнимость первой предпосылки; б) в разных фракциях погребенной древесины для выявления характера распределения в ней изотопов урана и тория и соответственно обоснования второй предпосылки метода.

Последний пункт предполагает разделение отобранных проб древесины на фракции, что в свою очередь зависит от особенностей ее строения. Для изучения нами была отобрана хорошо сохранившаяся часть ствола погребенной лиственницы, находившейся в прижизненном состоянии в пнёвом горизонте разреза у с. Липовка (диаметр ствола 15 см). Часть этого же ствола ранее была продатирована ¹⁴С-методом (табл. 1, обр. ЛУ-6026). В качестве образцов современной древесины были использованы части стволов двух сосен из разных районов Ленинградской области (диаметры стволов соответственно 10 и 18 см).

Лиственница и сосна относятся к ядровым породам, древесина которых включает в свой состав две основные части - ядро и заболонь (рис. 2). В начальный этап роста древесина ядровых пород состоит только из заболони. В растущем дереве заболонь осуществляет функцию проведения грунтовых вод с минеральными веществами (включающими и водорастворимые формы урана) по сосудам, расположенным вдоль волокон от корней к листьям. С течением времени (от нескольких до десятков лет) из заболонной древесины, состоящей из более ранних годичных слоев, образуется ядро. Поскольку этот процесс происходит за счет отмирания живых клеток и закупорки водопроводящих сосудов, ядровая древесина (внутренняя часть ствола) обладает пониженным водопоглощением и водопроницаемостью по сравнению с заболонью. Таким образом, проводящие в вертикальном направлении воду сосуды постепенно смещаются от центральной области ствола в периферическую ближе к коре. Во время роста дерева водные растворы передвигаются не только в вертикальном, но и в горизонтальном направлении по так называемым сердцевинным лучам (рис. 2). Все это дает основания предполагать, что миграция водорастворимых форм урана (изотопы тория мигрируют в основном в составе взвесей и обломочного материала) в древесине может происходить и в вертикальном и в горизонтальном направлении. Следовательно, необходимо было получить данные о вертикальном и горизонтальном распределении изотопов урана и тория в древесине, что позволило бы протестировать выполнимость или невыполнимость предпосылок ²³⁰Th/U-метода для внешних (заболонь) и внутренних (ядро) слоев древесины.

Ствол погребенной древесины посредством поперечных разрезов был поделен на три части, которые в свою очередь разделялись на разные фракции путем отщепления древесины вдоль волокон по окружности торцевого среза (рис. 3).

Фрагменты современных стволов были поделены на фракции аналогичным образом. Каждая фракция древесины высушивалась до постоянного веса и озолялась. Зола обрабатывалась царской водкой примерно в течение суток. Раствор отделялся от нерастворимого остатка (труднорастворимых силикатов) центрифугированием. В полученном выщелате проводилось определение изотопов урана и тория согласно радиохимической методике [Максимов, Кузнецов, 2010]. Для каждой фракции погребенной древесины был рассчитан ²³⁰Th/U-возраст по уравнению Кауфмана и Брокера [Kaufman, Broecker, 1965].

В табл. 2 приведены данные о содержании изотопов U и Th в разных фракциях современной древесины. Несмотря на то что значения удельной активности изотопов урана оказались небольшими, можно говорить о поглощении урана современной древесиной. Содержание изотопов тория было ниже пределов обнаружения. Все это позволяет, хоть и в первом приближении, говорить о реальности выполнения первого положения метода.

Данные радиохимического анализа разных фракций погребенного ствола лиственницы из разреза у с. Липовка приведены в табл. 3. Содержание урана в погребенной древесине оказалось значительно больше, чем в современных соснах, примерно в 7,7-100 раз и более. Эти различия могут, скорее всего, быть объяснены одной из двух независимых причин (или обеими вместе). С одной стороны, количество растворенного урана в грунтовых водах у с. Липовка могло быть значительно больше, чем в современных водах районов Ленинградской области. С другой стороны, известно, что аккумуляция водорастворимых форм урана продолжается и после отмирания растительности, в том числе и деревьев, причем концентрация урана в разрушенных древесных остатках может быть на два-три порядка выше, чем в живых растениях [Манская, Кодина, 1975].

Для внутренних фракций из ядра погребенной лиственницы получены две хорошо согласующиеся ²³⁰Th/U-датировки 39,1 ± 5,7 и 40,3 ± 3,9 тыс. лет (обр. 441 и 559), которые в пределах своих погрешностей достаточно близки доверительному интервалу калиброванного ¹⁴С-возраста этого же ствола лиственницы 36,40-37,93 тыс. лет (табл. 1, обр. ЛУ-6026). Остальные пять ²³⁰Th/U -датировок промежуточных и внешних фракций древесины были существенно моложе и варьировали от 12 до 27 тыс. лет.

Для объяснения полученных результатов рассмотрим вертикальное и горизонтальное распределение концентраций урана и тория в древесине ствола. Экспериментальные данные в табл. 3 приведены в вертикальной последовательности: 1-я часть ствола - дальше всего от корней ствола; 3-я, комлевая часть, располагается непосредственно ближе всего к корням. Значения удельной активности изотопов урана в комлевой части в 2-10 раз больше, чем в остальных частях, т.е. можно предположить, что подвижный уран в составе грунтовых вод двигался в вертикальном направлении от корней вдоль ствола, и при этом основное его количество поглощалось в комлевой части.

Обратимся к зависимостям, обнаруженным в горизонтальных профилях вдоль поперечного, или торцового, среза древесного ствола (рис. 4). Следует отметить, что для построения первого горизонтального профиля мы объединили аналитические данные, полученные для 1-й и 2-й части древесины, так как содержание урана в них было достаточно близким. Концентрация урана растет от сердцевины к внешним слоям древесины, тогда как возраст, наоборот, уменьшается. Это свидетельствует о том, что в постседиментационное время горизонтальный привнос гидрогенного урана мог происходить по направлению к сердцевине ствола. Однако практически весь уран задерживался во внешних и промежуточных слоях, вызывая тем самым их омоложение, и не проникал в ядро древесины.

Следует отметить, что в образцах комлевой древесины (558, 559, 570) и в одном образце 1-й части древесины (442) были обнаружены небольшие количества ²³²Th (табл. 3). Этот факт показывает, что изотопы тория в составе минеральных взвесей и коллоидов внедрялись в древесину в период ее образования или в постседиментационное время. Если бы изотопы тория (в том числе и некоторые количества ²³⁰Th) проникали в древесину в период ее образования, то ²³⁰Th/U-возраст был бы завышен. Однако образцы 442, 570 и 558 показывают явно заниженный возраст, а обр. 559 из ядра древесины имеет практически такой же ²³⁰Th/U-возраст (согласующийся с доверительным интервалом калиброванного ¹⁴С возраста), как и обр. 441 из ядра древесины, содержащий только следы ²³²Th. Все это, вероятно, свидетельствует о том, что в древесину в момент ее образования могли внедряться лишь ничтожные количества ²³⁰Th. Это подтверждается экспериментальными данными по современной древесине, в которой ²³⁰Th вообще не удалось зафиксировать (табл. 1). В постседиментационное время изотопы Th в составе минеральных взвесей и коллоидов, вероятно, проникали в небольших количествах только в промежуточные и внешние слои (обр. 442, 570 и 558).

Таким образом, экспериментальные данные свидетельствуют о том, что основные положения ²³⁰Th/U-метода датирования, по всей видимости, выполнены для внутренней части ствола (ядра, включающего более ранние годичные слои), тогда как промежуточные и внешние слои древесины не являются закрытыми радиометрическими системами относительно изотопов урана. По всей видимости, доминировало постседиментационное поступление изотопов урана, что и вызывало существенное уменьшение возраста внешних и промежуточных слоев.

Обобщая изложенное, можно предложить следующую модель геохимического поведения изотопов урана и тория, которая так или иначе объясняет возможность практического применения ²³⁰Th/U-метода для датирования погребенной древесины. Во время роста лиственницы (и, возможно, в короткий период после ее гибели, ничтожный по сравнению со временем нахождения ее в погребенном состоянии) подвижные формы урана в составе грунтовых вод перемещались вверх от корней вдоль ствола. Основная часть урана поглощалась комлевой частью, меньшее его количество проникало выше по стволу и там аккумулировалось древесиной. Скорее всего, в этот момент времени уран связывался (достаточно прочно) заболонной древесиной, которая постепенно в центральной области превращалась в ядровую древесину. Поступление урана в составе грунтовых вод в древесину продолжалось и в постседиментационное время (постоянно или дискретно). Весьма вероятно, что доминировал постседиментационньш привнос урана в горизонтальном направлении, при этом практически весь уран поглощался внешними и промежуточными слоями древесины, т.е. заболонной частью древесины, которая фактически выполняла функцию геохимического барьера относительно изотопов урана (рис. 2, 4). Ядровая (внутренняя) часть древесины, обладающая пониженной водопроницаемостью и соответственно пониженной водопоглотительной способностью и, кроме того, перекрытая извне геохимическим барьером, была в постседиментационное время закрытой радиометрической системой относительно изотопов урана. Как уже было отмечено, ²³⁰Th если и привносился в древесину в момент роста дерева, то, весьма вероятно, в ничтожных количествах. В постседиментационное время поступление ²³⁰Th в составе минеральных взвесей и в коллоидах задерживалось внешними слоями древесины, тем самым не нарушая практической реализации предпосылок ²³⁰Th/U-метода для внутренней части древесины.

Заключение

В нашей работе приведены экспериментальные обоснования возможности применения ²³⁰Th/U-метода для датирования погребенной древесины. Показана практическая выполнимость теоретических предпосылок метода для внутренних слоев или ядра древесины. Получен первый в отечественной практике ²³⁰Th/U-возраст погребенной древесины из четвертичных отложений России. ²³⁰Th/U-датировки погребенной лиственницы из разреза у с. Липовка 39,1 + 5,7 и 40,3 ± 3,9 тыс. лет (обр. 441 и 559) были вполне сопоставимыми с доверительным интервалом калиброванного ¹⁴С-возраста этого же ствола лиственницы 36,40-37,93 тыс. лет (обр. ЛУ-6026) и других древесных и растительных остатков из пнёвого горизонта (табл. 1), отнесенного к самому началу позднекаргинского (липовско-новоселовского) потепления [Арсланов и др., 2009].

Модель геохимического поведения изотопов урана и тория, предложенная по данным изучения ствола погребенной лиственницы, конечно, не учитывает всех возможных изменений условий палеосреды. Однако, как нам представляется, эта модель объясняет полученные результаты с позиции основных положений ²³⁰Th/U-метода и показывает необходимость определения изотопов U и Th во внутренних и внешних слоях древесины.

Первый удачный опыт ²³⁰Th/U-датирования погребенных древесных остатков открывает перспективы его внедрения в практику геохронологических исследований четвертичных отложений. Для получения надежных экспериментальных данных рекомендуется: 1) определять содержание изотопов урана и тория в разных (внутренних и внешних) фракциях древесины; 2) по возможности проводить ¹⁴С-датирование этих же древесных остатков; 3) желательно для контроля датировать (разными методами) вмещающие отложения.

Работа выполнена при частичной поддержке Правительства РФ (грант 11.G34.31.0025) и РФФИ (грант 11-05-01173).

ЛИТЕРАТУРА

Арсланов Х.А. Радиоуглерод: геохимия и геохронология. Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. 300 с.

Арсланов Х.А., Лаухин С.А., Максимов Ф.Е. и др. Бедоба - опорный разрез казанцевского горизонта в Центральной Сибири // Доклады РАН. 2004. Т. 396, № 6. С. 796-799.

Арсланов Х.А., Лаухин С.А., Максимов Ф.Е. и др. Радиоуглеродная хронология и ландшафты липовского-новоселовского межстадиала Западной Сибири (по данным изучения разреза у с. Липовка) // Фундаментальные проблемы квартера: итоги изучения и основные направления дальнейших исследований. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2009. С. 44-46.

Архипов С.А., Волкова B.C. Геологическая история, ландшафты и климаты плейстоцена Западной Сибири. Новосибирск: ИГиГ СО РАН, 1994. 106 с.

Астахов В.И. Средний и поздний неоплейстоцен ледниковой зоны Западной Сибири: проблемы стратиграфии и палеогеографии // Бюл. комис. по изуч. четвертич. периода. 2009. № 69. С. 8-24.

Астахов В.И., Мангеруд Я. О геохронометрическом возрасте позднеплейстоценовых террас на Нижнем Енисее // Доклады РАН. 2007. Т. 416, № 4. С. 1-5.

Астахов В.И., Назаров Д.В. Стратиграфия верхнего неоплейстоцена севера Западной Сибири и ее геохронометрическое обоснование // Региональная геология и металлогения. 2010. № 43. С. 36-47.

Бер А.Г. Неогеновые и четвертичные отложения Иртыша и низовьев Тобола // Бюл. МОИП. Отд. геол. 1938. Т. 16, вып. 1. С. 73-96.

Вагнер Г.А. Научные методы датирования в геологии, археологии и истории. М.: Техносфера, 2006. 576 с.

Волков И.А., Волкова B.C., Задкова И.И. Покровные лёссовидные отложения и палеогеография юго-запада Западной Сибири в плиоцен-четвертичное время. Новосибирск: Наука, 1969. 328 с.

Волкова B.C. Четвертичные отложения низовий Иртыша и их биостратиграфическая характеристика. Новосибирск: Наука, 1966. 174 с.

Волкова В.С., Архипов С.А., Бабушкин А.Е. и др. Кайнозой Западной Сибири. Новосибирск: ГЕО, 2003. 247 с.

Зубаков В.А. Новейшие отложения Западно-Сибирской низменности. Л.: Недра, 1972. 312 с.

Каплянская Ф.А., Тарноградский В.Д. Средний и нижний плейстоцен низовий Иртыша. Л.: Недра, 1974. 159 с.

Кинд Н.В. Геохронология позднего антропогена по изотопным данным. М.: Наука, 1974. 255 с.

Кривоногов С.К. Стратиграфия и палеогеография Нижнего Прииртышья в эпоху последнего оледенения (по карпологическим данным). Новосибирск: Наука, 1988. 232 с.

Кузнецов В.Ю., Арсланов Х.А., Козлов В.Б. и др. Перспективы применения уран-ториевого метода неравновесной геохронологии для датирования межледниковых континентальных отложений // Вестник СПбГУ. Сер. 7. 2003. Вып. 2, № 15. С. 40-51.

Кузнецов В.Ю., Максимов Ф.Е. Новый подход к геохронологии межледниковых отложений Русской равнины на основе уран-ториевого метода датирования погребенного торфа // Доклады РАН. 2003. Т. 392, № 6. С. 802-806.

Лаухин С.А., Арсланов Х.А., Максимов Ф.Е. и др. Новое обнажение погребенного торфяника казанцевского возраста в низовьях Иртыша // Доклады РАН. 2008а. Т. 418, № 5. С. 650-654.

Лаухин С.А., Максимов Ф.Е., Арсланов Х.А. и др. Геохронология и ландшафтно-климатические условия раннезырянского межстадиала // Доклады РАН. 2008б. Т. 420, № 5. С. 683-686.

Лаухин С.А., Фирсов A.M. Стратиграфия и палеогеография позднего плейстоцена Среднего Приобья по результатам изучения разреза Кирьяс (Западная Сибирь) // Бюл. МОИП. Отд. геол. 2008. Т. 83, вып. 2. С. 40-50.

Максимов Ф.Е., Кузнецов В.Ю. Новая версия ²³⁰Th/U-датирования верхне- и средненеоплейстоценовых погребенных органогенных отложений // Вестник СПбГУ. Сер. 7. 2010. Вып. 4. С. 94-107.

Максимов Ф.Е., Лаухин С.А., Арсланов Х.А. и др. Первая уран-ториевая датировка средненеоплейстоценового торфяника в Западной Сибири // Доклады РАН. 2010. Т. 433, № 1. С. 106-110.

Манская С.М., Кодина Л.А. Геохимия лигнина. М.: Наука, 1975. 230 с.

Николаева И.В., Панычев В.А., Орлова Л.А. Реперные радиоуглеродные датировки позднеплейстоценовых отложений Западной Сибири // Бюл. Комис. по изуч. четвертич. периода. 1989. № 58. С. 125-132.

Фирсов Л.В., Панычев В.А., Орлова Л.А. Каталог радиоуглеродных дат. Новосибирск: ИГиГ СО АН СССР, 1985. 88 с.

Gaigalas A., Arslanov Kh.A., Maksimov F.E. et al. Uran-Thorium isochron dating results of penultimate (Late Mid-Pleistocene) Interglacial in Lithuania from Mardasavas site // Geologija. 2007. Vol. 57. P. 21-29.

Geyh M.A. Reflections on the ²³⁰Th/U dating of dirty material // Geochronometria. 2001. Vol. 20. P. 9-14.

Heijnis H. Uranium/Thorium dating of Late Pleistocene peat deposits in N.W. Europa. Rijksuniversitet Groningen, 1992. 149 p.

Kaufman A., Broecker W.S. Comparison of Th²³⁰ and C¹⁴ ages for carbonates materials from Lakes Lahontan and Bonneville // J. Geophys. Res. 1965. Vol. 70. P. 4030-4042.

Maksimov F., Arslanov Kh., Kuznetsov V., Chernov S. ²³⁰Th/U and ¹⁴C dating of Upper and Middle Pleistocene Interglacial and Interstadial organic deposits from the East-European Plain and Siberia // Pleistocene Environments in Eurasia Chronology, Paleoclimate and Teleconnection. INTAS Final Workshop. Hannover, Germany. 2-3 November, 2006. P. 34-38.

Maksimov F., Kuznetsov V., Zaretskaya N. et al. ²³⁰Th/U and ¹⁴C dating of middle valdai (middle würm) deposits from the north-western Russia // Abs. of 10th Intern. Conference "Methods of Absolute Chronology". Gliwice, 2010. P. 103.

Oschadleus H.D., Vogel J.C., Scott L. Radiometric date for the Port Durnford peat and development of yellow-wood forest along the South African east coast // South African J. Sci. 1996. Vol. 92. P. 43-45.

Vernal de A., Causse C, Hillaire-Marcel C. et al. Palynostratigraphy and Th/U ages of upper Pleistocene interglacial and interstadial deposits on Cape Breton Island, eastern Canada // Geology. 1986. Vol. 14. P. 554-557.

Vogel J.C., Kronfeld J. A new method for dating peat // South African J. Sci. 1980. Vol. 76. P. 557-558.

ON THE APPLICATION POSSIBILITY OF ²³⁰Th/U METHOD FOR DATING OF NEOPLEISTOCENE BURIED WOOD

F.E. Maksimov, V.Yu. Kuznetsov, S.A. Laukhin, I.E. Dzerebtsov, S.B. Levchenko, N.G. Baranova

²³⁰Th/U method of dating which using in Russia since end of XX century for age estimation of the Middle and Upper Pleistocene buried peat bogs brought important results for stratigraphy and paleogeography. However, buried peat bogs enough rarely occurs in Pleistocene of the Russia especially in Siberia. The apphcabihty of ²³⁰Th/U method to the buried wood fragment form the Lipovka section in the Western Siberia is discussed. The ²³⁰Th/U age of the wood is very close to calibrated ¹⁴C date from the same wood fragment.

Key words: isotope dating, ²³⁰Th/U method, Pleistocene, Western Siberia.