На Приморской низменности к нижнему плейстоцену некоторые авторы относят теплолюбивую «омолойскую» флору с Picea wollosowiczii Sukacz., Pinus monticola Dougl., P. silvestris L., P. e sect. Strobus, Betula e sect. Costatae и другими [Баранова и Бискэ, 1964; Кайялайнен и Кулаков, 1966; Тимашев, 1965]. В спорово-пыльцевых спектрах при общем преобладании пыльцы хвойных постоянно отмечается присутствие пыльцы широколиственных древесных растений. Возраст этой флоры определялся по косвенным соображениям. Новые находки растительных остатков в фаунистически охарактеризованных нижнеплейстоценовых отложениях р. Чукочьей (почти на 70° с.ш.) и р. Крестовки (правый приток Колымы) заставляют изменить представления о характере растительности этого района на ранних этапах плейстоцена.

Флора р. Крестовки происходит из песчано-галечниковых отложений бегуновской свиты (геология местонахождений освещена в сообщении А.В. Шера). В.Р. Филин определил отсюда древесину Pinus е sect. Cembrae и Larix sp. и шишки Picea е sect. Eupicea и Larix sp. Собранные здесь шишки елей, по мнению В.Р. Филина, обнаруживают сходство с современными видами Picea polita Carr., P. obovata Ldb., P. asperata Mast., но все же не могут быть отождествлены ни с одним из этих видов. Из ископаемых елей эти шишки ближе всего к P. Wollosowiczii, однако от последней они отличаются меньшими размерами и формой чешуй. Шишки лиственницы, как полагает В.Р. Филин, наиболее близки к лиственницам из цикла Circumpolares Kolesn., причем они несут признаки как ряда Eurasiaticae Kolesn., куда входит современная L. sibirica, так и ряда Olgensiformes Kolesn., к которому из современных видов относится дальневосточная L. olgensis Henry. В то же время ископаемые шишки обнаруживают ряд признаков, свойственных лиственницам из цикла Extremiorientales Kolesn., в который входит современная L. dahurica.

В связи с имеющимися представлениями о происхождении названных циклов в конце третичного - начале четвертичного периодов из одного корня, можно думать, что ископаемые шишки имеют относительно древний возраст. Среди коллекции шишек были отмечены также экземпляры, близкие к виду Larix minuta Vassk., известному из неогеновых отложений Северо-Востока СССР.

Рассматривая данную флору в целом, В.Р. Филин приходит к выводу, что шишки хвойных из отложений бегуновской свиты значительно ближе к современным видам, чем названные «омолойские» формы, и имеют более молодой, предположительно нижнеплейстоценовый, возраст.

Спорово-пыльцевой спектр отложений бегуновской свиты, по данным палинологов Т.Г. Свиридовой и Л.Ф. Орловой, содержит от 26 до 45% пыльцы древесных пород. Среди них почти половину составляет пыльца древовидной березы, но наряду с этим в большом количестве присутствует пыльца ели (от 16 до 40%). От 13 до 36% в древесной группе составляет пыльца сосен подродов Haploxylon и Diploxylon, причем преобладает пыльца первого.

Недревесной пыльцы мало, однако весьма примечательно, что ведущую роль в этой группе играет пыльца березы секции Nanae. Среди спор обращает на себя внимание резкое преобладание сфагновых мхов и папоротников.

Таким образом, ископаемая флора бегуновской свиты говорит о произрастании лиственнично-елово-березовых лесов с участием сосны. По составу основных лесообразующих пород растительность этого типа близка к современным лесным сообществам юга Восточной Сибири. Полное отсутствие следов каких-либо экзотических растений, значительная роль пыльцы кустарниковой березки - все это говорит о том, что такая флора принципиально отличается от «омолойской» и значительно ближе к плейстоценовым гипоарктическим. Учитывая эти соображения и принимая во внимание связываемую с этой толщей фауну млекопитающих, флора бегуновской свиты может быть отнесена к началу нижнего плейстоцена или к концу верхнего плиоцена.

На р. Чукочьей растительные остатки получены из иловатых супесей с тонкими прослоями торфа (олерская свита). Изученные образцы представляют собой прослои зеленомохового торфа. Самый богатый в видовом отношении образец 21/21 состоит почти целиком из остатков мха Drepanocladus exannulatus Gümb. с примесью Scorpidium scorpioides Limpr. и единичными листьями сфагнума, а образец 19/2 - из Calliergon giganteum Kindb. и С. sarmentosum Wahlb. с примесью D. exannulatus. Всего определено более 60 видов растений (табл. 1).

Наиболее многочисленны различные виды рдестов, осок, лютиков и мхов. Подавляющее большинство растений, определенных до вида, известно сейчас в северной части Гипоарктики [Арктическая флора…, 1960-67]. Многие из них встречаются в тундровой и лесотундровой зонах Восточной Сибири, однако проникают и на юг, в область северной тайги, а широко распространенные виды - значительно дальше к югу.

Ряд видов можно считать бореальными, но заходящими далеко в Гипоарктику и Арктику. К ним относится, например, большинство определенных видов осок: Carex canescens L., С. chordorrhiza Ehrh. и другие.

Чисто арктических видов, не распространяющихся в настоящее время далеко на юг от рассматриваемого района, в списке немного - Ranunculus hyperboreus Rottb., отчасти Sparganium hyperboreum Laest. К ним примыкают аркто-альпийские виды Carex tripartita All, С. atrofusca Schkuhr., а из мхов в эту группу включается Calliergon sarmentosum.

Группа растений, самые северные современные находки которых значительно не достигают 70° с.ш., также невелика. К растениям, пока еще не указанным в литературе по Арктике, относятся следующие виды: Carex canescens (указана по Колыме только на 65° с.ш., т.е. далеко заходит в Гипоарктику), Potamogeton obtusifolius Mert. et Koch, P. heterophyllus Schreb., P. zosterifolius Schum. (= P. compressus) и Ceratophyllum demersum L. (известны только в Центрально-Якутском районе [Караваев, 1958]; северная граница этого района проходит около 66° с.ш.).

В отношении некоторых видов, не указанных в современной флоре данного и соседних районов, имеются неясности, главным образом, систематического порядка. Например, по А.И. Толмачеву [Арктическая флора…, 1960-67], Potamogeton pusillus L. не встречается на севере Восточной Сибири, а заменяется другим видом - P. subsibiricus Hagstr., последний же указан на Чукотке. Callitriche polymorpha Loennr. не числится в якутской флоре. М.Н. Караваев приводит для Якутии другие виды - С. verna L., С. subanceps V. Petr., С. autumnalis L., доходящие на севере до Яно-Индигирского района, северная граница которого проходит почти по той же широте, что и изученный нами разрез. Возможно, здесь дело в синонимике видов или в неправильном определении. Potamogeton praelongus Wulf. в настоящее время указан лишь для Центральной Якутии, но в низовье Енисея он доходит почти до 70° с.ш. [Арктическая флора…, 1960-67].

Таким образом, только относительно трех видов рдестов, одного вида осок и роголистника можно сказать с достаточной определенностью, что они пока не известны в Арктике.

Необходимо отметить, что современная флора Колымской низменности, особенно водные растения, изучена крайне слабо. Для многих видов вообще известны лишь единичные, далеко разобщенные находки. Еще более скудны данные по ископаемым флорам северной части Восточной Сибири. Все это затрудняет интерпретацию полученных данных. Кроме того, добавляются и трудности другого рода: синонимика видов многих растений, например осок, ежеголовников и других, крайне запутана, как и объем понимания многих видов. Наконец, преобладающая по числу встреченных карпоидов группа растений Carex представлена главным образом орешками, вопросы идентификации которых вовсе не разработаны.

Учитывая все это, авторам хотелось бы подчеркнуть предварительный характер сделанных выводов.

Как уже было констатировано выше, большинство растений, определенных в данной флоре, заходит и сейчас в эти широты. Однако современные ареалы их очень широки, что затрудняет точную реконструкцию природных условий прошлого. Лишь четыре вида из определенных пока неизвестны в Гипоарктике. Но даже если принять их современное отсутствие в данном районе за установленный факт, остается не ясным, говорит ли их находка о более теплом климате, либо о несколько иной адаптации этих видов в нижнем плейстоцене. Если все же, памятуя все эти оговорки, отвлечься от всего комплекса и попытаться проанализировать распространение этих бореальных видов, получится, что эти растения в нижнем плейстоцене произрастали на 400- 600 км к северу от их современных местообитаний. В таком случае, опираясь на эти теплолюбивые виды, можно предположить, что в бассейне р. Чукочьей располагалась в то время самая северная часть северной тайги. Однако присутствие большого количества гипоарктических растений, а также ряда арктических видов свидетельствует в пользу близости тогдашних климатических условий к условиям современной Гипоарктики. Таким образом, на основании всего комплекса карпологических данных растительность рассматриваемого времени следует скорее всего считать лесотундровой.

Проанализированные торфяники отражают главным образом условия локальных, водных (видимо, долинных) местообитаний. Более осредненный результат дает изучение ископаемых пыльцы и спор. Обращает на себя внимание, что во всех полученных спорово-пыльцевых спектрах преобладает пыльца недревесных растений (до 80%). Пыльца древесных пород составляет от 2 до 20%, процентное содержание спор колеблется от 8 до 34%. Среди кустарников преобладает пыльца кустарниковой березы, содержание которой доходит до 55%. В несколько меньшем количестве найдена пыльца кустарниковой ольхи Alnaster - до 32%. В некоторых образцах большой процент составляет пыльца ивы.

В составе пыльцы травянистых растений господствующее положение занимает пыльца злаков (до 60%), много пыльцы осок (до 40%). Определена пыльца Rubus chamaemorus L., Menyanthes trifoliata L., Rumex arcticus Trautv. Пыльца древесных пород (лиственницы, кедрового стланика, древовидных форм березы и ольхи) встречена в весьма незначительном количестве. Возможно, что она в основном занесена из более южных районов. В составе спор преобладают споры зеленых и сфагновых мхов, в меньшем количестве встречены таковые папоротников и плаунов. Почти во всех образцах присутствуют единичные споры плаунков.

Анализируя состав спорово-пыльцевых спектров, можно представить характер растительности времени накопления изученных отложений. В растительном покрове играли значительную роль кустарниковые тундры: ерники, ивняки, местами ассоциации с участием кустарниковой ольхи. Пониженные участки рельефа были заняты различного типа низинными и верховыми болотами. Можно предположить, что ассоциации с участием кедрового стланика, пыльца которого встречается в спектрах в очень небольшом количестве, находились на значительном расстоянии от исследованного района.

Таким образом, анализ ископаемых пыльцы и спор показывает, что состав растительных ассоциаций нижнего плейстоцена был чрезвычайно близок к современному как по составу основных компонентов, так и по взаимному сочетанию самих ассоциаций.

Некоторое расхождение между результатами карпологического и спорово-пыльцевого анализа скорее кажущееся, чем действительное. Эти результаты совпадают, в главном. Они показывают, что нижнеплейстоценовая растительность не обнаруживает резкого принципиального отличия от современной растительности данного района. Объяснить расхождение в деталях, в частности сочетание бореальных видов рдестов с «холодным» спорово-пыльцевым спектром, сейчас трудно, а может быть, даже преждевременно. Едва ли можно думать, что нижнеплейстоценовая флора и растительность ничем не отличались от современных. Какие-то отличия, несомненно, были, но для определенных суждений пока слишком мало материала. Открытым остается вопрос и о роли лиственницы в растительных сообществах того времени. Во всяком случае, во многих образцах установлено присутствие древесины Larix. В пыльцевых спектрах лиственницы очень мало, но, как известно, это еще не доказывает фактического ее отсутствия. В верхней части отложений олёрской свиты собраны древесные остатки, среди которых В.Р. Филин определил девять образцов Larix sp. и один образец Salix sp.

Подводя итоги, можно сказать, что в нижнем плейстоцене на Приморской низменности растительность современного типа уже полностью заместила плиоценовые растительные сообщества. Во флоре бегуновской свиты, условно относимой к началу нижнего плейстоцена или к концу плиоцена, еще присутствуют несколько архаичные виды лиственницы и ели, однако основной фон растительности и в особенности важная роль березы секции Nanae говорит о том, что преобразование плиоценовой тайги в плейстоценовые гипоарктические светлохвойные леса зашло уже далеко.

Еще ближе к современной флора олёрской свиты, относимая по находкам фауны in situ ко второй половине нижнего плейстоцена. Хотя детально представить себе картину растительности того времени пока трудно, можно, однако, не боясь впасть в ошибку, утверждать, что во второй половине нижнего плейстоцена на Приморской низменности существовали растительные сообщества, характерные ныне для гипоарктического пояса. Следовательно, климатические условия того времени были достаточно суровыми. Для восточно-сибирского сектора Гипоарктики в ее широком понимании, предложенном Б.А. Юрцевым [1966], сейчас характерны средние температуры января ниже -34, -40°. Средняя температура июля на этой территории колеблется от 10 до 14°, а длительность безморозного периода не превышает 60 дней.

На основании сказанного ясно, что несравненно более теплолюбивая «омолойская» флора имеет более древний возраст и должна быть отнесена к неогену. Гипоарктический пояс с его суровым климатом и своеобразной растительностью в нижнем плейстоцене был уже сформирован и занимал примерно то же положение в системе географической зональности, что и в настоящее время.

ЛИТЕРАТУРА

1. Баранова Ю.П., Бискэ С.Ф. (1964). Северо-Восток СССР. Из сер. «История развития рельефа Сибири и Дальнего Востока». М.

2. Кайялайнен В.И., Кулаков Ю.Н. (1966). К вопросу о палеогеографии Яно-Индигирской (Приморской) низменности в неоген-четвертичное время. В сб. «Четвертичный период Сибири». М.

3. Тимашев И.Е. (1965). Новые данные о нижнечетвертичных отложениях западной окраины Яно-Индигирской низменности. ДАН СССР, т. 165, № 6.

4. Арктическая флора СССР (1960-1967). Вып. I-IV. М.-Л.

5. Караваев М.Н. (1958). Конспект флоры Якутии. М-Л.

6. Юрцев Б.А. (1966). Гипоарктический ботанико-географический пояс и происхождение его флоры. Комаровские чтения, XIX. М.-Л.

Ссылка на статью: 

Кац С.В., Кац Н.Я., Гитерман Р.Е., Шер А.В. О нижнеплейстоценовой флоре восточной части Приморской низменности. Северный Ледовитый океан и его побережье в кайнозое. Гидрометеоиздат, Ленинград, 1970, с. 485-493.